«Уже не Нарвская, о Готы, вам удача,
Не местничество здесь и не оплошной Крой...»

«Петр Великий»
М.В. Ломоносов

Конфузия - именно так отозвался Петр I о бесславном поражении под Нарвой в 1700-ом году. Конфузом, будто клеймом, отмечена и судьба человека, в нарвском разгроме отчасти повинного. Судьба - гротеск, издавна будоражащая умы знакомящихся с ревельскими достопримечательностями людей. Убедитесь сами. И начнем, пожалуй, с поэтического свидетельства князя Петра Андреевича Вяземского – человека знатного, одаренного и многое на своем веку повидавшего. Отрывок из написанного им в 1843 году стихотворения «Ночь в Ревеле», просто не может не заинтриговать.

Что ж ты, море, так бушуешь?
Словно шабаш ведьм ночных!
Про кого ты там колдуешь
Ночью, в чане волн седых?

Про того ли про Кащея,
Что не принятый землей,
Ждет могилы, сиротея,
Не мертвец и не живой.

Дней Петровых современник,
Взяли в плен его враги,
И по смерти все он пленник
За грехи и за долги.

Ты поведай, скоро ль сбросит
Он курчавый свой парик
И земную цепь износит,
Успокоенный старик?

Любопытно, что за Кащей так распалил воображение бывалого путешественника?

А вот и еще один отрывок, но уже из написанного значительно раньше - 2 августа 1827 года письма. В нем лицейский однокашник А.С.Пушкина - Антон Антонович Дельвиг делится своими впечатлениями из Ревеля.

«... Но я вас долго занимаю эпизодами, пора сказать что-нибудь о главном, то есть о важном герцоге. В узкой келье, освещенной готическим, разноцветным окошком, лежит он, завернувшись в чернобархатную альмавиву, в шелковых чулках, в белых изорванных перчатках, в кружевном галстуке и в длинном парике. Ростом высок, ногти длинные, аристократические, лицом похож на Сергея Львовича, но несколько поважнее, физиогномия спокойная, и, кажется, не внимающая пронзительному, плебеянскому воплю его заимодавцев.
Вот каков герцог дю-Круа, с которого кистер для каждого стаскивает парик, показывает его природные, белокурые волосы и которого бьет в голову и теребит за сухие складки грудной кожи. Злополучный вельможа был должен только восемьдесят тысяч рублей. Сколько у нас умирают и не герцогов, которые столько должны, и их спокойно хоронят, а его выставили на мороз генварский, он промерз и после, долго стоя не похороненный в погребе, наполненном селитренными испарениями, окаменел и сто двадцать лет спокойно переносит обиды кистера и холодное любопытство, смех и жалость разнохарактерных путешественников...»

Поглазеем и мы на предмет любопытства как ревельцев так и гостей города. Благо дошедшие до нас рисунки и гравюры художников того времени делают это возможным. Вот что современники Вяземского и Дельвига могли лицезреть в упомянутой келье, а вернее говоря в часовне или капелле Клодта ревельской лютеранской церкви Св. Николая.


Гравюра 19-го столетия с изображением мумии де Круа.

А этот отрывок взят из путевых заметок досужего путешественника, датированных 1839 годом: «На лицевой стороне катафалка видна следующая надпись: « Карл Евгений Герцог де Кроа, происходил от Корлевской крови, родился в 1650 году в Бельгии, был славен не столько своими великими деяниями, сколько разновидностью их. Труп его сохранился 118 лет и вынут из могилы в 1819 году».

Так каждый из них по-своему и в разные годы преподносит увиденное и услышанное об этом неординарном если не сказать мистическом явлении.

А приведенный здесь план церкви Нигулисте (таково эстонское название церкви Св. Николая) может подсобить в поисках места, где мумия герцога некогда выставлялась. Насколько уместно вместо приличествующего здесь покоилась употреблять слово выставлялась решать вам по прочтении очередного отрывка уже из воспоминаний Якова Ивановича де-Санглена, публиковавшихся в «Русской старине» за 1883 год:

«...Ударило 11 часов. Г. N. потребовал молчания и, возвыся голос, предложил гостям своим следующее. « ...Приближается час явления духов, пойдем все провесть ночь в церкви св. Николая, где лежит лишенный почести погребения бальзамированный труп герцога де-Круа».
Общее рукоплескание было ответом на это предложение, и все гости с хозяином a la tete пошли весело, на пирушку, к назначенному месту....
Мы вошли в первое отделение церкви, где на правой стороне, за стеклянными дверями, стоял на возвышении, окрашенный тогда зеленою краскою, гроб герцога де-Круа. «Сперва сюда, сказал г.N. (Август Коцебу?), мне нужно с ним переговорить». Вошли, вынули по его приказанию тело из гроба и поставили в угол. Г.N.стал перед ним, снял шляпу, все последовали его примеру, и в речи, им говоренной, упрекнул герцога в трусости, оказанной под Нарвой в 1700 г., и осудил его за такой малодушный поступок стоять всю ночь в углу, пока мы проведем ее в его соседстве...»

Так чем же этот человек далеко не низкого происхождения и положения заслужил столь незавидную посмертную участь? Многое в его истории озадачивает, начиная с того, как звали герцога. И впрямь, произношение и написание по-русски фамилии появившегося на свет в 1651 году аристократа Charles Eugene de Croy в отечественных источниках разных лет изменяется на все лады. То он:
де Круа, то
де Круи, либо
де Кроа, или
де Крои, он же
де Крой. Да и имя его – Карл-Евгений в различных документах всячески варьируется.

А ведь сей вельможа вел свою родословную от венгерских королей, хотя герцогский титул и фамилию унаследовал уже по линии французских предков. Смолоду состоя на военной службе то у датчан то у австрийцев он участвовал во многих баталиях и даже бывал ранен, однако, согласно емкой характеристике Гадебуша, «был до обеда великий Полководец, но, потом, разгоряченный напитками, простирал слишком далеко свою откровенность». И добро бы только это, так ведь наш пьянчуга небезосновательно слыл еще и крайне азартным игроком.

Не вникая в длинный послужной список герцога начнем- ка мы с того момента его биографии когда командовавший осадой Белграда де Круа свел дело к поражению осаждавших - австрийцев. За что, не взирая на высокое покровительство самого императора Леопольда I-го, им же был безжалостно отстранен от командования.


Таков герб де Круа.

Теперь то, по крайней мере, становится ясно отчего это вдруг в 1698 году де Круа явился пред очи Петра Великого в Амстердам (с рекомендацией Леопольда!), и был приглашен царем на русскую службу. Однако, как отмечают биографы, согласившись, наш герцог в Россию не поспешал. Похоже из чисто меркантильных побуждений. Известно, что в Новгороде де Круа объявился только осенью 1700-го года, успев подняться в звании (полученном им от щедрот Августа II-го) до генерал-фельдмаршала. Сам повод прибытия герцога в Россию - просить о содействии двадцатитысячным российским корпусом, да еще с жалобой на русские полки, разорявшие Лифляндию и Эстляндию, выглядит неубедительно. Было очевидным, что царю, затеявшему осаду шведской крепости Нарва и брошенному союзниками один на один со шведами уже не до помощи саксонцам. Ведь во главе отборного шведского войска восемнадцатилетний Карл XII-ый уже спешил под Нарву, выручать своих. Словом слывший бывалым воякой де Круа подвернулся как нельзя кстати. Ну чем не подкидыш? Тут уж как ни крути, а пришлось ему отправиться в лагерь русских войск. В награду за свою сговорчивость ставши вторым по счету российским генерал-фельдмаршалом ! То-то он красовался при первом объезде нарвских укреплений гарцуя верхом в красном мундире с позументами, и лишь по настоянию Петра не служить целью для стрелков укрылся плащем.

Не секрет, что в самый канун появления Карла со шведским войском царь с Головиным свою сорокапятитысячную армию покинули. Отбывши будто то бы за подкреплением и для важных переговоров. А кто же остался командовать?

То скоропалительное решение о назначении главнокомандующим человека войскам совершенно чуждого, добра не сулило никому. Историки отмечают, что для объявления монаршей воли за герцогом посылали аж семь раз. Однако де Круа, словно почуяв неладное, свою палатку покинуть отказывался. Тогда Петр заявился к нему лично и, презрев отговорки герцога недавним прибытием в армии, принудил таки принять начальство над войсками как старшего по званию. Что уж и говорить, коли и Шереметева Петр извещал об этом рескриптом. «Борис Петрович! Приказал я ведать над войсками и над вами арцуху ф. Крою; изволь сие ведать и по тому чинить, как написано в статьях у него за моею рукою, и сему поверь».


Старая шведская гравюра с позициями сторон под Нарвой в ноябре 1700 - го года.

Итог состоявшейся уже на следующий день битвы общеизвестен. Русские войска проиграли сражение заметно уступавшим им как в личном составе, так и в артиллерии шведам, понеся при этом неоправданно тяжелые потери. Благодаря достоверным разведданным Карл XII-ый грамотно организовал штурм растянутых русских позиций и, лишив неприятеля управления, разгромил. Шведами было взято в плен с десяток генералов и свыше сотни офицеров, да еще богатые трофеи, включая и казну армии.

А что же де Круа? Наш «оплошной Крой» с товарищами из числа иноземцев сдался на милость победителя, предпочтя неприятельский плен нелепой гибели от рук своих же солдат. Когда те, под панические крики: «Немцы нам изменили!» набросились на своих иностранных командиров, убивая без разбору даже их слуг и жен, герцог, выкрикнув: «Пусть сам черт воюет с такими солдатами (с такой сволочью)!» со свитой иностранных приближенных бежал в сторону противника.


Картина художника-баталиста Александра фон Коцебу «Битва при Нарве».

Вглядитесь в сцену, изображенную на переднем плане в левой части картины. Уж не сдающий ли шпагу де Круа изображен здесь А.Коцебу? Полагаю, что именно он собственной персоной. Тут же, справа, победитель Карл на белом (!) коне. Оба на фоне тонущих в водах Наровы конников Шереметева и неуправляемой пехоты на разваливающемся понтонном мосту. Короче, наиболее характерные обстоятельства той самой конфузии. Трудно понять разделял ли художник, сам из русских офицеров, отношение своего батюшки - Августа Коцебу к герцогу? Ведь на полотне совсем не видать стоявших насмерть преображенцев и семеновцв. И даже шпага у Круа целехенька, хотя при бегстве он ее, якобы, в запальчивости сломал. Дадим-ка слово победителю - Карлу. Ведь это ему приписывают брошенное в адрес своих знатных пленников: «Из любви к брату, царю Петру, спасаю его славных генералов от солдатской ярости. В Нарве вам будет спокойнее и сытнее чем при войске...» Ну, известное дело, молодой еще, язвительный.

Итак, не пробыв и двух с половиной месяцев при русском войске, генерал-фельдмаршал российской армии герцог Карл-Евгений де Круа, спасая жизнь, помрачил свое имя, и, оказавшись в шведском плену, вскоре был этапирован в Ревель.

Поначалу, как следует из записей Журнала Петра Великого, он «был в жестоком аресте; все было у него отобрано; офицер находился безотлучно при нем; двое часовых стояли у дверей». Но вскоре строгий режим содержания военнопленных ослабили, предоставив им свободу передвижения в черте города. Тут то и началось! Жить на скудное шведское пособие для военнопленного наш герцог не желал, да и не умел. Опять же зачем? Со столь звучным титулом и чином вольготно жилось и в долг. И Круа предался привычным кутежам и мотовству за денежки ревельских заимодавцев.

В тоже время из плена от него шли депеши к царю, Головину, Меньшикову. Он умолял дать возможность оправдаться за случившееся, и... выслать денег. И Петр распорядился отправить ему 6 тысяч рублей. Сравним с казной русской армии, доставшейся шведам при Нарве - 32 тысячи. Каково? Однако на удовлетворение требований всех кредиторов государевой помощи уже не хватило. Задолженность герцога лишь продолжила расти. Вследствие чего, вопреки распоряжению об отправке пленных офицеров в Стокгольм, де Круа, по ходатайству знатных горожан был оставлен в приглянувшемся ему Ревеле, до расплаты с долгами. Кто знает, чем бы все разрешилось, но морозным днем 20-го января 1702 года (старый стиль) наш сиятельный должник вдруг возьми да и помри. Вот вам и мороз генварский упоминаемый в письме Дельвигом, ну а погреб то причем?

Весть о внезапной кончине Круа ошеломила ревельских заимодавцев. Вот уж кому было не до соболезнующих слов. Что отнюдь не исключало их как таковые. Вот, например, приписываемые Петру I: «Сердечно жаль мне бедного старика: он был поистине умный и опытный полководец. Вверив ему команду 14 днями прежде, я бы не потерпел поражения под Нарвою». Помятуя, что о мертвых либо... либо..., воздержимся от коментариев. Что до старика (едва за пятьдесят), то не нам судить о мерках прошедших времен. По всем канонам усопшего следовало предать земле. Что до персон такого ранга то их и вовсе ожидало погребение если уж не в самой церкви то в часовне либо склепе. Увы, все обернулось фарсом. Так как, во-первых, хоронить его было некому, во-вторых, не на что, и, в-третьих, ... заимодавцы погребению тела вплоть до оплаты всех долгов воспротивились. Сославшись на положение Любекского гордского права такую возможность не исключавшего. И по всему видать в расчете на порядочность великих мира сего либо родни покойного. А дотоле тело опустили в подвал (вот вам и погреб) церкви Нигулисте. В простом еловом гробу. Нет не на вечный покой а как бы на ответственное хранение. Так что и по смерти все он пленник не просто метафора. И, как показало время, конфуз сей не знал ни конца, ни края.

Итак, его настигла смерть, а согласно многим источникам еще и скорое забвение. Однако архивы хранят доказательства обратного. Упоминают как петровский запрос о сумме долга герцога, так и ходатайство ревельского магистрата от 1710 года адресованное Русской Военной Коллегии касательно «неочищенных» долгов де Круа. А вот вам и совершенно обескураживающая запись из церковной книги: «Церкви Св. Николая с герцога Кроа-де-Крои, тело которого 23 января 1702 года было принято на хранение, полагается 2964 рубля. За каждую неделю хранения надлежит один рубль, 57 лет – это 2964 недели. Арнольд Ден. По желанию магистрата счет передан секретарю Фрецесу, который должен его передать генерал-губернатору. Ревель, 23 января 1759 года». Стало быть, ни самого герцога, ни его все приумножающиеся (!) долги не только не позабыли, но еще и по-немецки педантичный учет вели. Вот разве что под пыльную крышку простенького гроба по понятным причинам не заглядывали. И то до поры до времени.

Но вот, однажды, о непринятом землей должнике вдруг зашушукались по всему городу. Легенда повествует нам о приблудном забулдыге - матросе, рискнувшем поживиться драгоценностями с праха знатного покойника из церковного подвала. Этому то, едва не свихнувшемуся со страху мародеру, горожане, якобы, и были обязаны обнаружением мумии. Застывшая на слегка потемневшем и осунувшемся лице умершего сардоническая ухмылка производила на зевак неизгладимое впечатление. С тех пор и потянулись к гробу искатели острых ощущений. Понятно, что пытливые умы будоражил вопрос о причинах мистической мумификации. Объяснять пытались всяко. Склоняясь к уже знакомому вам про мороз вкупе с селитренными испарениями сводов церковного подвала. Однако вездесущая молва придерживалась версии проспиртованности закоренелого пьянчуги. Как бы там нибыло но, не зная сословных различий, новая популярность герцога росла и крепла день ото дня.

И, надо же, мумия начала по-своему возвращать долги. Перво-наперво поживились церковные служки. Беря мзду за допуск к телу с любопытных. Озаботились и заменой подистлевших аксессуаров подлинного облачения покойного. Подмену нашли из приемлимого реквизита уже прекратившего существование театра Августа Коцебу. Говорят, будто бы для спасения «экспоната» от нашествия мышей некий сторож даже кошку рекрутировал. Правда, многое из перечисленного произошло уже после распоряжения генерал-губернатора Лифляндии, Курляндии и Эстляндии маркиза Филиппа Паулуччи о выставлении в 1819-ом году этой жутковатой городской «достопримечательности» на всеобщее обозрение. Под это отвели помещение капеллы Розена, вскоре переиначенной молвою в капеллу де Круа.

Сохранилась и память об одном по-своему забавном эпизоде из посмертных похождений де Круа. Рассказывают, будто поздним осенним вечером, в непогоду, когда лило как из ведра, с церковной органисткой Китти Руц приключилась жутковатая история. В какой то момент, даже сквозь могучие звуки органа, женщине послышались размеренные, тяжелые шаги, эхом отдававшиеся под сводами безлюдной церкви. Повинуясь любопытству, она обернулась на шум и едва не лишилась чувств от увиденного. В полумраке, покачиваясь, двигалась мумия де Круа. Недоразумение тут же разрешилось. Герцог двигался не сам по себе, а несомый сторожем, тащившим мумию поближе к печке для ... просушки. Случилось так, что крыша капеллы де Круа, протекла прямо над мумией. Беда, и хозяйственный сторож, спасая инвентарь от неминуемой порчи, порадел не только о герцоге, но и о сохранении своего дохода.

Трудно сказать сколь долго еще мог выставляться на потребу публике не кто-нибудь, а генерал-фельдмаршал и главнокомандующий русской армией под Нарвой, знатный аристократ, да и просто христианин, в конце концов. В 1870 г. генерал-губернатор Волконский надумал положить конец этому кощунству. Однако, согласно протоколу, лицам такого ранга последние почести было положено отдавать в присутствии царской фамилии, гвардии и дипкорпуса. Принимая во внимание уже известную вам предисторию герцога, лаконичность резолюции государя-императора Александра II-го была более чем объяснима: «Похоронить тихо!» Ну и что же? А то, что еще в 1896 году мумия герцога сподобилась «попозировать» перед объективом фотоаппарата! Подивитесь и вы на этот антикварный во всех отношениях снимок.


Фотография останков герцога, сделанная более ста лет назад.

А на следующий год, т.е. без пяти лет два столетия со дня смерти, Круа, наконец-то, предали земле. Это событие описано в книге Патрика фон цур Мюлена «Балтийская история в историях». Все обошлось «...проведением простой церемонии, на которой присутствовали только одиннадцать персон – губернатор, его адъютант и его писарь, полицмейстер Ревеля, представитель командования местного гарнизона, старший пастор церкви Николая, церковный сторож и четверо так называемых церковных парней, на платках опустивших гроб в землю. При православных русских лютеранский пастор, ко всему прочему по фамилии Лютер, прочел за герцога-католика короткую молитву. Присутствовавшие военные отсалютовали. И на этом все кончилось».

Утверждают, что в тот же год кем-то были, наконец-то, погашены и все долги герцога.

Подвергшаяся бомбардировке в марте 1944 года церковь Нигулисте долгие годы постепенно реставрировалась. И немудрено, что в 1978 году обнаруженные в ходе реставрационных работ останки де Круа были еще раз перезахоронены уже на новом месте хоть и в той же самой церкви.


В притворе церкви Нигулисте слева от главного портала он лежит под этой плитой.

А это снимок мумифицированной головы еще одного участника упомянутых здесь событий - того, о ком так метко сказано: «он за нарвскую победу днем Полтавы заплатил» - Карла XII . И то, как его угораздило схлопотать в черепе столь впечатляющую дырку, тоже продолжает будоражить пытливые умы.

В проекте "Наши везде" во втором фотоальбоме Таллина одна страничка фотографий церкви Нигулисте и капеллы Круа.