Очередной рассказ-воспоминание от Александра Пирогова (1983 г.в.). Сказать по правде, и я впервые слышу об этом. :)

Знаете, господа, надо знать Саню, чтобы представлять, как он пишет, как рассказывает свои истории. Он великолепный рассказчик - эмоциональный, живой, искренний, интеллигентный, умеющий делать долгие паузы и многозначительные взгляды на аудиторию. Мимика его превосходная! В его монологах нет пошлости, а если есть непечатные выражения, то только те, которые из «песни не выкинешь». А вот и Саня - он такой сегодня.

МАЛЬЧИК! ЭТО АРМИЯ!

В 1979 году мы поступили в училище. Наш батальон разместили в ближнем к общежитию крыле казармы, которая своими окнами смотрела на строевой плац. Это было старое здание еще довоенной постройки, давно не видевшее ремонта. И если в теплое время года воинское подразделение, расквартированное в таком здании, все-таки в состоянии поддерживать уставной косметический порядок, то с наступлением холодов появляются дополнительные вопросы и неудобства уже капитального уровня. С наступлением ранней осени в нашей казарме стало просто холодно. На первом курсе ни о каких «вшивниках», то есть о гражданских свитерах, которые можно одеть под китель, речь не шла даже шепотом, поэтому спали мы одетыми. Но понимая сложность ситуации, во избежание массовых заболеваний, командование батальона приняло решение выдать нам вторые одеяла, чтобы согреваться во время сна ночью. Хотя их 17-18-летние подчиненные не очень-то и роптали, философски понимая, что за холодной зимой, придет-таки теплая весна и даже жаркое лето.

Холодной ноябрьской ночью мы сидели в ленкомнате и пытались готовиться к предстоящему семинару по истории КПСС. Это была ночь с воскресенья на понедельник. Счастливчики, которым удалось сходить в увольнение, еще чувствовали во рту вкус домашних деликатесов и вспоминали теплые и нежные взгляды своих подруг, что дополнительно согревало их в холодной ночной казарме. Я не знаю, как было в других подразделениях, но в нашей 1-й роте на первом курсе в увольнение могли пойти только двадцать процентов курсантов в субботу и столько же в воскресенье. Мы сидели в нательном белье, накинув на плечи синие армейские одеяла, чтобы хоть как-то согреться и, наводя резкость сонных глаз, конспектировали заумные работы классиков марксизма-ленинизма. В те годы еще строго соблюдался приказ о том, что после увольнения военнослужащий обязан сдать в кладовую или, как говорили в армии - в каптерку, фотоаппаратуру и радиоприемники, полученные там же на время прогулки по городу. А тут, нам на счастье, кто-то после увольнения не сдал в каптерку радиоприемник «Океан», и он, этот «Океан» оказался в ленкомнате. Знаете, в те юные армейские годы даже простая легкая, прошедшая советскую цензуру музыка с доступных радиостанций, была глотком свежего воздуха и подбадривала. Конспектировать под музыку, конечно же, неудобно, но во время перекура очень даже помогает взбодриться.

Мы с моим другом Саней Белецким решили разогнать сон, и пошли в туалет покурить. В то время места для курения в казармах, как правило, были в туалетах. Мы прихватили с собой приемник. Потеплей закутавшись в накинутые на плечи одеяла, мы закурили и включили «Океан». Приемник был настроен на радиостанцию «Маяк». Зазвучала песня «Наш город», как сейчас помню в исполнении Рената Ибрагимова. Мы стояли в нижнем белье, в сапогах, укутавшись одеялами, курили и молча смотрели в окно на темный плац, думая каждый о своем. Негромкая советская песня, доносящаяся из приемника, стоявшего на подоконнике, создавала подобие даже какого-то уюта.

«Дежурный по роте на выход!» – раздалась команда дневального, вырвавшая нас из грез о райской гражданке. Мы с другом не испугались. Мы же ничего не нарушали, как нам казалось. Мы даже не выключили приемник, так как музыка была очень не громкой. И тут в туалет ворвался подполковник – дежурный по училищу. Он был дико возмущен! Наорал на нас, конфисковал радиоприемник у перепуганных первокурсников и дал пять минут времени, чтобы мы прибыли к нему в управление училища. Быстро одевшись, мы побежали к дежурному, на бегу «предвкушая» разгром, который сейчас получим, а особенно его последствия.

Увидев неподдельный испуг несмышленых первокурсников, и получив от этого удовлетворение, дежурный слегка смягчился и даже начал с нами разговаривать. Результатом этого общения стал вердикт – мы должны до подъема помыть бетонный пол в коридоре управления (примерно, метров 50 длиной и метра 3 шириной), после этого дежурный отдает нам приемник, и еще этот «классный» подполковник пообещал не сообщать о происшествии командованию роты и батальона. Обрадованные таким решением, мы бросились исполнять приказ дежурного. Нам очень хотелось не подвести «классного офицера» и получить назад конфискованный чужой приемник и еще, чтобы об этом никто не узнал. За десять минут до подъема, мы взмыленные, но довольные, что уложились в срок, доложили дежурному о выполнении приказа.

- Ну, ладно! Хорошо помыли. И больше так не делайте! Понятно?! – назидательно и довольно поучал дежурный. - Нате ваш приемник.

- Спасибо, товарищ подполковник! Спасибо! Больше не повторится! Товарищ подполковник, не говорите, пожалуйста, нашим командирам! Пожалуйста!

- Ладно. Я же пообещал, что не скажу, значит - не скажу. Все, бегом в казарму! - по-отечески, как нам показалось, сказал дежурный.

Мы бежали и думали, что хорошо, что мир не без добрых людей!

После завтрака замполит батальона подполковник Власик дал команду построить перед столовой батальон буквой «П». Личный состав батальона, ожидая каких-нибудь указаний на наступившую неделю, спокойно строился и ровнял ряды. Тем временем замполит, сложив руки за спиной, расхаживал перед строящимся подразделением. После доклада о построении батальона подполковник объявил, что в нашем батальоне сегодня ночью произошло ЧП. Я, как и другие курсанты, заинтересованно насторожился - что же такое произошло? Уж больно обеспокоенно-тревожные интонации звучали в голосе замполита.

- Курсанты Пирогов и Белецкий, выходите сюда, на середину строя! Пусть все посмотрят на вас, - произнес замполит.

Мне не хотелось верить своим ушам! Я отказывался понимать, что нас ОБМАНУЛИ!!! Этот «классный офицер» - дежурный, не моргнув глазом, рассказал нашему командованию о происшествии ночью. Но ведь он же нам пообещал, что не расскажет! Мозг первокурсника не мог в это поверить! Но мы еще не знали, что услышим дальше.

- Вот, посмотрите на них, товарищи! – продолжал замполит. - Эти двое, с позволения сказать, курсантов, сегодня ночью залезли в туалете в кабинку на очко, закрылись изнутри, накрылись там одеялами и слушали «Голос Америки»! Сволочи такие! Надо еще разобраться, что они там вдвоем под одеялами на очке делали!

- Товарищ подполковник! Это не правда! – пытался оправдаться я. - Мы …

- Молчи, сволочь! – заткнул мне рот замполит. - Ты уже все сказал своими делами! А по поводу «Голоса Америки» я доложу начальнику Особого отдела, пусть он с вами разбирается.

Сказать, что в этот момент мне хотелось плакать – не сказать ничего! Я хотел кричать, вопить и выть от обмана и несправедливости, от выдуманного обвинения, но за пару месяцев в армии я уже успел понять, что этого делать ты не имеешь права. Ты должен слушать и молчать, молчать и слушать. На первом курсе ты – без вины виноват. Все по Островскому.

Нам объявили по пять нарядов вне очереди. Начальнику Особого отдела о нас никто не докладывал. По крайней мере, нас к нему не вызывали. Об этом происшествии нам больше никто не напоминал. Но очередную дозу армейского взросления мы таки получили. И еще ко мне начало приходить понимание того, что, скорей всего, в этой жизни верить нельзя никому.

Да, мальчики! Это вам не гражданка, это армия!

* * *

Вообще-то этот рассказ тоже памяти Белого - Сашки Белецкого. Земля ему пухом и наша память.

* * *

Жизнь проходит... Друзья уходят навсегда, и слёзы на глазах. Сделал этот репортаж, вспомнил своих, кого уже нет с нами. Я помню всех наших выпускников, кто ушел - со всех выпусков. И ловлю себя на мысли, что сегодня дóроги все одинаково.

Лучше этого братства у меня не было в жизни и, думаю, уже не будет никогда, честно.